Три дороги во Тьму. Изменение - Страница 52

«Дзенн, неужели они все теперь будут так реагировать? Я что, раньше никогда никому и «спасибо» не говорил?»

«Не говорил!», – честно признал Герладий.

– Иди, – несколько раздраженно бросил он. Лурд поспешно выскочил из комнаты.

Ищущий некоторое время сидел молча. Потом встал и прислонился лбом к стене.

– Что со мной происходит? – прошептал он. – Сколько это будет длиться? Почему все от меня шарахаются, как от зачумленного, стоит сказать что-нибудь вежливое? Неужели это настолько необычно?

Герладий со стоном опустился в кресло. Воспоминания захлестнули его. Вот ему семнадцать лет. Еще совсем мальчишка. С каким восторгом смотрел он на стражей Господа, как иногда называли Ищущих. Его вера уже тогда была замечена отцами-инквизиторами и оценена должным образом. А потом – три года учебы, после которых новый Ищущий ступил на путь.

– Берегись, ересь! – таков был тогда его девиз.

Пламенный юноша, горящий праведной страстью. Он образец! Он! А потом только это «он» и осталось. Уж кому, как не самому Герладию, было знать, что уже в тот момент в нем поселился червячок сомнения, начавший подтачивать душу. Он настолько верил, что со всей страстью молодой души боролся с любым проявлением Тьмы в себе. Уничтожал ее в каждом закоулке души, был настолько праведным, насколько это вообще возможно. Вот в этом-то все дело. Насколько возможно. А насколько возможно быть праведным в двадцать лет? И началась бесконечная борьба с самим собой. Бесконечный бой, обреченный на проигрыш, какая бы часть души ни победила. Но это понятно сейчас, а тогда? Что он понимал тогда? Да и что значит «сейчас»? Он это понял всего лишь месяц назад. Нельзя разорвать себя на части, не став духовным калекой.

А тогда все чаще и чаще Герладий ловил себя на греховных мыслях, все больше находил у себя в душе Тьмы. И чем сильнее боролся с ней, тем больше ее находил. И тогда он впервые усомнился в своем предназначении. Усомнился в самом себе. А усомнившись, отпустил грешника за деньги, испытав облегчение. Ну вот, скоро его разоблачат, и воздастся по грехам его. Но не разоблачили. Герладий даже удивился. И начал брать внаглую, стал презирать людей. Он видел все их грешки и грехи. Или убеждал себя, что видел. Ненавидел людей, в которых не ощущал той же раздвоенности, что у себя. Ему это казалось несправедливым.

Унижение! Вот настоящая власть над людьми. Герладий начал унижать просто чтобы доказать остальным, что превосходит их по всем статьям. Для самоутверждения ему теперь постоянно требовались унижения других. Да, признавался себе Герладий, он дерьмо, грешник, тварь, но и остальные ничуть не лучше. Однако он – Ищущий, а значит, по определению, выше других. И если он мразь, то кто тогда все вокруг? И Герладий полностью отдался своим утехам, уже не удивляясь и не негодуя, когда узнавал о продажности очередного епископа или архиепископа. Он, скорее, удивлялся, когда слышал, что кто-то не берет взяток. Удивлялся и не верил, считая такого человека просто более ловким негодяем.

Потом… Потом откуда-то вынырнул Матфей. Герладию уже понравилась его жизнь. Поэтому тогда, почти пятнадцать лет назад, Ищущий впервые испытал настоящий страх. Для него «Я» уже заслонило собой все вокруг. Но Бог или Спаситель миловали. Его не тронули. Герладий умел вовремя подставить под удар других. По его доносам загребли тогда почти всех высших священнослужителей в Туаге.

Постепенно все эти процессы стали убывать, и все вошло, по крайней мере, для него, в прежнее русло. Герладий получал приказы, как мог, исполнял их, не всегда как надо, зато всегда находя себе оправдания. Он привык так жить. И привык не замечать внутренней борьбы.

Так что же с ним случилось? Что? Ищущий вдруг понял, что всю жизнь, уничтожая в своей душе Тьму, он убивал и Свет. Понял, что они – одно целое. Володя не знал причину раздвоенности Герладия. Он просто попытался довериться интуиции, помочь. Но священник-то причину знал! И осознал, что всю жизнь боролся с самим собой. Убей он в себе Тьму, кем бы он стал? Дрожащей тряпкой, боящейся любого решения. Сделать шаг? А вдруг упаду? Можно заболеть! Можно ненароком обидеть кого! Воля, целеустремленность, настойчивость – вот силы Тьмы! А Свет? Свет – жизнь. Убей в себе Свет, и воля превратится в жестокость, настойчивость – в неразборчивость в средствах, целеустремленность – в фанатизм. Доброта и сострадание – вот силы Света.

– Как же я не понимал этого раньше? Я всю жизнь потратил на уничтожение Тьмы в себе, не понимая, что уничтожаю себя! А сейчас, познав в себе Тьму, я гораздо лучше служу Свету. Неужели святые отцы ошибались?

Это крамольный вопрос возник внезапно. Настолько внезапно, что Герладий не успел подавить его в зародыше. Он вырвался против воли и напугал Ищущего до онемения. Ведь ответ на этот вопрос опрокидывал все, во что Герладий верил. Все, чему служил. Пусть плохо, но служил. Он всю его жизнь делал бессмысленной.

– Нет… – Ищущий застонал. – Нет! Это невозможно! Это не может быть правдой…

Но вопрос был задан, и, к несчастью, Герладий знал на него ответ.

– Нет! – он с силой ударился лбом о стену. Потом еще раз.

– Господин! Господин! – в комнату вбежал испуганный Лурд. – Вам плохо, господин?

– Лурд? – Герладий поднял на слугу полные боли глаза. – Лурд, я тряпка! Я всю жизнь был тряпкой, а когда, наконец, стал человеком, понял, что поздно! Господи, как же поздно! Почему этот чертов маг не сотворил со мной этого лет на двадцать раньше? Почему, Лурд?!

– Господин?! – камердинер с ужасом наблюдал за Герладием, не решаясь к нему приблизиться.