Три дороги во Тьму. Изменение - Страница 37

Вымывшись, Птер взлетел, поднялся повыше и, что было сил, понесся на юго-запад, определив направление по солнцу. Он жаждал побыстрее оставить позади Фалнор – за его пределами наставники не решатся преследовать беглеца. Как оказалось, он очень вовремя спохватился. Уже на подлете к границе заметил позади несколько десятков грифонов. Они что-то кричали вслед, но Птер не слышал, что именно, да и слышать не хотел. Что еще, кроме оскорблений, они могут кричать? Он полетел быстрее и вскоре с облегчением увидел внизу пограничные галеры. Одинокого грифона они трогать не стали, зато при подлете большой стаи выпустили вверх тучу стрел, заставив преследователей повернуть обратно.

Радостно рассмеявшись, Птер задними лапами показал жест презрения и двинулся дальше. С тех пор прошло два дня, он вымотался до предела, но продолжал упрямо двигаться вперед. Даже ночами! По счастью, попался этот крохотный скалистый островок с источником. Иначе точно упал бы в море. Немного повозившись, грифон устроился поудобнее и заснул, не обращая внимания на камни под боком. Наутро его снова ждала дорога.

…Стиг очнулся и хрипло выдохнул. Таких долгих и ярких видений, как сейчас, у него еще не бывало. Казалось, он несколько дней пробыл грифоном и теперь никак не мог ощутить себя снова драконом. Да, теперь он многое понимал. Вот, значит, в чем дело? Гнева Стиг, как ни странно, не испытывал – его душу жгло горестное недоумение. Выходит, грифоны даже не знают, за что ненавидят его народ? Ненавидят просто потому, что их научили этому? Как же страшна такая вот бессмысленная ненависть…

И еще одно дракон знал твердо. Он обязательно должен найти Птера и помочь ему. Вот только как это сделать – не знал. Ведь в Срединном архипелаге тысячи и тысячи островов, островков и островочков. Как узнать, на каком из них нашел себе приют одинокий грифон? Остается только дожидаться следующего видения. Как ни жаль.

4.

Роман Реков быстрой пружинистой походкой шагал по коридорам станции, направляясь в учебные кабинеты. Проходя мимо причальных залов, где скапливались только что прибывшие пассажиры, он мимоходом выделил тех, кто оказался на станции впервые. Их легко было отличить по широко распахнутым глазам и открытым ртам. О, вот еще один заблудился в мерцальнике… Роман даже остановился посмотреть на это, картина того стоила. Расплывающаяся человеческая фигура появлялась то в одном кристалле, то в другом. То нога высовывалась наружу, то рука, но полностью новичок никак не мог выпутаться из телепорта. Многие, уже пообвыкшиеся с дзеннскими штучками, останавливались и с улыбкой наблюдали за метаниями запутавшегося – вспоминали, наверное, как сами когда-то так же паниковали. Слишком отличалась эта станция от привычных земных космических станций. Она даже снаружи походила на клубок обрубков корней, переплетенных со щупальцами, ничем не напоминая строгие металлические конструкции землян. Кто-то, наконец, сжалился над новичком и вывел его наружу. Роман прыснул – тот был не то что бледный, а вообще зеленый в крапинку. И чего перепугался, спрашивается? Знает же, что ни дзенн, ни их техника не способны нанести ни малейшего вреда ни одному разумному существу…

Немного в стороне за происходящим наблюдала стайка ребятишек – новых учеников, которые должны были начать обучение на станции. Проводив взглядом новичка, которого уводили по коридору с добродушными смешками, Роман усмехнулся. Давно ли он сам был таким вот мальчишкой, как эти птенцы, впервые попавшие на настоящую космическую станцию, тем более, чужую. Впрочем, если честно, оказаться здесь он никогда не хотел. Роман рос, что называется, шалопаем, на которого давно махнули рукой и учителя, и родители. Шалопаем, который постоянно вытворял что-нибудь уж вовсе несуразное с точки зрения взрослых.

– Ничего путного из тебя не выйдет, – вспомнилось раздраженное ворчание отца, убирающего «воспитательный инструмент».

Выведенный из себя шалостями сына, он впервые в жизни применил в этом качестве ремень, и теперь чувствовал себя не в своей тарелке. Чадушко же во время экзекуции только тихо напевало себе под нос: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает…»

– Современная педагогическая наука отвергает применения насилия для воспитания детей, – обиженно отозвался наказанный отрок после отбытия наказания. Нельзя сказать, что его это сильно обидело. Даже наоборот. Потом он с друзьями устроил игру в гестапо и очень гордился тем, что единственный из всех побывал в руках «гестаповца», ничего не выдав. Но вскоре об этом узнал отец…

Роман едва сдержал смех, вспомнив лицо добропорядочного родителя, узнавшего, как поименовал его собственный ненаглядный отпрыск. Да, давно это было. Сколько ему тогда стукнуло? Кажется, восемь. А потом были еще игры и еще шалости. Небольшой городок на Земле, где их семья жила с момента его рождения, стоял почти у самого леса, что открывало огромный простор для человека с фантазией. А фантазия у Романа была, еще и какая… Учителя в школе только мечтали обуздать воображение воспитанника, ибо направлялось оно совсем не в ту степь… Порой его довольно злые шутки доводили молоденьких учительниц до слез, что очень удивляло самого мальчишку – ведь он не хотел ничего плохого, просто в школе было слишком скучно, слишком запрограммировано.

Все изменилось, когда ему исполнилось тринадцать. Из-за чего возник спор, Роман сейчас не помнил, но он тогда пообещал, что выучит дзенн-анн – язык союзников людей. И выучит его самостоятельно.

Дзенны, с точки зрения землян, – странная раса. Они никогда не воевали, но держали боевые корабли, и эти корабли изумляли людей больше всего остального: у них не было двигателей в земном понимании этого слова, двигателями служили сами дзенн, их невероятная психическая сила. Это потом, значительно позже, появились с их подачи и люди, способные на такое.